Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+5°
Boom metrics
Дом. Семья12 ноября 2017 6:00

Анестезиолог снимал на телефон и комментировал: «О! Первый пошёл! О, гляди – второй! Да сколько их там у тебя?!»

Продолжаем публиковать Дневник трижды мамы Анастасии Аксяновой. Часть вторая, про роды.
Родившая тройню Анастасия Аксянова поделилась воспоминаниями о самом ответственном дне. ФОТО Личный архив

Родившая тройню Анастасия Аксянова поделилась воспоминаниями о самом ответственном дне. ФОТО Личный архив

Читать первую часть и Вступление.

«Я больше не могу!» - с этих слов начиналось каждое моё утро после тридцатой недели беременности. Когда мне было три года, я мечтала стать автобусом. Не водителем автобуса, нет! Мама несколько раз переспрашивала. Разве можно было предположить, что моё желание сбудется, и однажды в моём животе окажется народу – как в общественном транспорте в час-пик. Пассажиры отчаянно боролись за пространство, скандалили, толкались. Пытались связаться с водителем морзянкой, чередуя удары в печень: короткие и с оттяжкой. На приёме у врача мне удавалось почувствовать себя не только общественным транспортом, но и грузовой ГАЗелью, которую владелец нещадно терзает, превышая все мыслимые стандарты грузоподъёмности. Во всех инструкциях к человеческому организму сказано, что грузить в него более одного плода чревато. И я очень хорошо понимала почему! «Кузов» был настолько тяжёлым, что я всерьёз опасалась, что однажды воткнусь носом в сугроб, не удержав тело в вертикальном положении.

***

Казалось, ещё один день, и чтобы поднять меня с кровати потребуется лебёдка. Харизмыч, наслушавшийся от меня всевозможных ужасов про преждевременные роды, капал мне на мозги: «Собери пакеты на случай, если вдруг ты начнёшь внезапно рожать!». Каждый божий день ходил кругами и требовал приготовить «тревожный чемоданчик». А мне хоть и было ужасно тяжело всё - дышать, двигаться, спать и бодрствовать, принимать пищу и одеваться - совершенно не хотелось в казённые стены роддома. Да и страшно было наконец-то оказаться по ту сторону беззаботной жизни без детей.

***

За три недели до появления наследников на свет меня планово упекли на сохранение. Аккурат после праздников – 9 марта. Всю дорогу до роддома я заливалась слезами. Звонила доктору, торговалась, пыталась внести залог и остаться на свободе. Выслушала суровую отповедь про то, что мы имеем дело с серьёзными рисками многоплодной беременности, а я веду себя так, будто у меня обычное несварение и раздулась я всего-навсего от газов. Знала бы я тогда, что эти три недели в роддоме покажутся мне раем сразу после возвращения домой с детьми. Санаторием! Кормят, содержат в чистоте, носятся? как с ценным яйцом Фаберже. Да и я подсуетилась – взяла с собой ноутбук с сериалами.

***

Чрезвычайно гордо я носила по больничным коридорам свой скромных размеров - для тройни - живот. Игнорируя чуть более, чем полностью предписание большую часть дня лежать и думать о хорошем. Во-первых, лежать было неудобно. На одном боку мне сильно кололо что-то внутри, заставляя со стонами переворачиваться на другой бок, на котором я немедленно начинала задыхаться. На спине лежать вообще было нельзя: «кирпичи» в утробе пережимали брюшную аорту, что грозило как минимум потерей сознания. Конечно! Беременность ведь самое прекрасное время в жизни любой женщины. В общем, лежать мне было некогда. И я ходила. Если бы у меня при поступлении не отобрали верхнюю одежду и ботинки, я бы вообще ушла в пеший тур по Золотому кольцу России. Еженедельные врачебные обходы я встречала сидя по-турецки на высокой больничной койке. Каждый раз мой доктор всплескивала руками и восклицала: «Вы посмотрите на неё! Я не беременная, и то не могу так сидеть. А эта ещё и шастает по всей клинике, вчера её в буфете видели, в очереди за пирожными». Я хитро улыбалась в ответ, зная, что лучше помалкивать про то, что я очень боюсь потерять форму (сказала женщина, похожая на дирижабль), поэтому через день делаю пятнадцать глубоких приседаний. Просто чтобы убедиться, что мышцы ног не атрофировались – мысль об этом была мне как заядлому физкультурнику невыносима.

Маленькая Маргарита.

Маленькая Маргарита.

***

В один прекрасный день я, как заключённый после длительного пребывания в тюрьме, адаптировалась к новым обстоятельствам жизни настолько, что совершенно не представляла себе, как жить там – на воле. Без режима и постоянной заботы профессионалов. А ещё через пару дней у меня начало скакать давление. В четверг вечером мне сообщили, что не станут оставлять меня на милость дежурной бригады, работающей в выходные. Экстренное кесарево сечение было назначено на следующее утро. В этом месте мне отказало красноречие, и я только ошалело ойкнула. Срок был для тройни более чем приличный – почти полные тридцать шесть недель. Перед сном ко мне явилась дежурная медсестра с инструкциями: с утра не есть и не пить, побрить все, что ниже пояса, но выше колен, надеть операционные чулки. Если ни то, ни другое самостоятельно сделать не получится – звать специально обученного человека. Оперировать станут сразу после планёрки. Бригаду уже предупредили, плазму для переливания в случае большой кровопотери, заказали. А-а-а-а!

Маленький Федор в реанимации.

Маленький Федор в реанимации.

***

С утра я первым делом помыла голову. Шутка ли! Ради меня собрали бригаду, с численностью персонала втрое большей, чем при обычных родах или кесаревом сечении. Надо было быть при полном параде. Мне даже удалось побриться без посторонней помощи – на ощупь. Глаза не видели, но руки-то помнили! Медсестра с утра проверила результаты моих усилий и осталась довольна, хотя и несказанно удивлена такой гибкости. От помощи в надевании чулок я тоже отказалась. Ждать «такси» до операционной пришлось до одиннадцати. Я металась по отделению, как тигр в клетке. Нет! Как больной, страдающий крайней степенью ожирения тигр в белых чулках. Сделала примерно тридцать селфи в зеркале туалета на две палаты. Наконец, за мной прислали «экипаж» - каталку и двух медсестёр. Так я въехала на свою «восьмую милю» - лежа под белой простынёй, в жёлтой сорочке, больше похожей на парашют.

Запись о рождении тройни.

Запись о рождении тройни.

***

Возле операционной меня встречали знакомые медработники: два оперирующих врача, два ассистента, медсестра, три неонатолога и анестезиолог, приказавший расчехляться и сходу начавший с интересом изучать мои татуировки. Вид у всех был весьма беспечный. Было такое ощущение, что граждане медики собрались на вечеринку, где вместо настольных игр подают пациента с рядовым аппендицитом. Улыбались врачи и им сочувствующие так заразительно, что я невольно оставила преследовавшие меня с ночи мысли о потрошении животных и набивании чучел. Пришло время спинальной анестезии и мне было приказано как можно ближе подтянуть колени к подбородку. Колени. К подбородку. Юмористы. «Ещё! Ещё!» - кричал молодой, симпатичный (ну, за что мне это?!) анестезиолог – «Я знаю, ты можешь!»

Всё это напоминало пытки Колобка, с целью вызнать, как ему удалось уйти сначала от бабушки – бывалого двойного агента в прошлом, а потом и от дедушки – бывшего охранника колонии строгого режима. Колобок в моём лице пыхтел, кряхтел «Больше не могу! Доктор, вы что, не видите – у меня живот размером с Монблан!»

Малыши под надежным присмотром техники.

Малыши под надежным присмотром техники.

***

Долго ли коротко ли, анестезия подействовала и у меня отнялось всё, что ниже пупка. Всё остальное, хоть и не отнялось, но ослабло до такой степени, что я в полной мере себя ощутила головой профессора Доуэля. Бригада в родовом зале действовала слажено и спокойно. Некоторые даже исправно шутили. Анестезиолог фотографировал процесс на камеру моего телефона, периодически комментируя: «О! Первый пошёл! О, гляди – второй! Да сколько их там у тебя?!» У меня от этого мельтешения закружилось единственное, что от меня на тот момент осталось, – голова. Слабеющим голосом я сообщила всем присутствующим, что теряю сознание. Мне тут же вкатили сколько-то кубиков чего-то и бодрость ко мне вернулась, я даже попробовала шевелить ушами. Ничего не вышло, потому что на меня нахлобучили одноразовую стерильную шапочку. Зачем я с утра укладывала волосы, спрашивается?

Операция, включая наложение швов, заняла не более 20 минут. Хирурги констатировали, что операция прошла отлично, плазмы потребовалось меньше литра, думали, будет хуже.

Появившиеся на свет осваиваются в новом для них мире.

Появившиеся на свет осваиваются в новом для них мире.

***

Во время наложения швов мне принесли румяную, завернутую в цветные пелёнки Маргариту. Положили на грудь и сказали: «Вот!». Я глупо смотрела на сопящий свёрток, из глаз текли слёзы. Анестезиолог постучал пальцем по макушке: «Мамаша, ты ребёнка-то целовать собираешься?» Тут я немного пришла в себя, и с опаской коснулась губами младенческой щеки. Врачи деловито сменили Маргариту на Фёдора – для быстрого любования и поцелуев. Ивана мне даже не показали – как-то всем было некогда, да и очень он был маленький, его быстро унесли в реанимацию, на всякий случай. Я лежала на операционном столе оглушенная, как рыба – динамитом. Откуда-то доносился голос врачей «Хороший шов! Заживёт отлично, будет почти незаметно!» И меня повезли в реанимацию, где я провела следующие двенадцать часов. Но это совсем другая история.

Один из близнецов. Кто это был конкретно - не помнит даже мама, уж больно они похожи.

Один из близнецов. Кто это был конкретно - не помнит даже мама, уж больно они похожи.

Продолжение следует.

Читать первую часть и Вступление.